Консерватизм – кто ты?

– У меня консервативный подход к сексу, – задумчиво сказала Анка, зачем то лизнув только что собственноручно промасленный пулеметный затвор. – Вот это правильно! Вот это я понимаю! – радостно выкрикнул Чапай, крутя напомаженный ус. – А то иные фифы (скривился презрительно Чапай) ресторан так, да курорт сяк… в этот, как его… Курвщавель вези ее, понимаш… Молодец! Наш человек. Чапаев нахлобучил папаху и ринулся к коню. – Ты куда, командир? – вылупился на него Петька. – Как куда? В лавку! За консервами! – кивнул на Анку Чапай. – Я мигом!

(Нео Фурманов. “Чапайские вызовы в бизнесе”, 1997 г. издательство “ПРО Хвосты”)

Осталось всего две недели до очередных внеочередных выборов в Израиле. Наша страна, основанная коммунистами – выходцами из троцкистских, бундовских и меньшевистских фракций, которые еще на заре Российской революции 1917 года поняли: социализм не спасет евреев от погромов, коммунисты готовы пожертвовать евреями для “своих высоких целей”, готовы принести в жертву кого угодно для достижения своей утопии. Потому отцы-основатели еврейского национального дома в Эрец Исраэль решили отделиться от тех, кто готов ипринести их в жертву и уничтожить, от тех кто требовал принести в жертву тысячелетние мечты еврейского народа ради “счастья трудящихся всего мира”. Так появился новый “ишув” (община поселенцев-евреев) в Эрец Исраэль, где в то время кроме нескольких тысяч арабов и нескольких тысяч евреев Иерусалима – никто не жил. Упертые коммунисты, не признававшие но очень уважавшие Тору (евреи всегда полны противоречивых чувств и парадоксов), нашли общий язык с ультраортодоксами, подружились с Ротшильдами, а потом и сами явили свету собственных бизнесменов, которые основали первую на Ближнем Востоке электростанцию, первые машиностроительные и судоремонтные заводы, первые авиационную, автобусную и железнодорожную компании и так далее. Ишув сперва пребывая под властью англичан, усиливался и креп, становился сильным и сплоченным. У него появился сильный и справедливый суд, воспитанный английскими законниками. Появились первые продуманные и умные законы. Появилась власть в лице конгломерата Гистадрут (профсоюзный комитет), Сохнут (Еврейское агентство), Мосад (Институт изучения и разведки), Купат-холим Клалит (Объединенная больничная касса), и наконец Агана (организация обороны, позже превратившаяся в ЦАХАЛ).

Сифилис или рак?

Ни для кого не секрет, что сегодня миром правит социализм. Национал-социализм, в свое время охвативший коричевой чумой пратически всю Европу и вызывал симпатии в самих США, был побежден концентрацией всех сил антигитлеровской коалиции и вынудил свободный мир примириться с коммунистическим СССР, который в принципе по своим методам, жестокости и агрессивности немногим уступал гитлеровской Германии. Как в свое время врачи начала 20 века пытались лечить рак, заражая больных сифилисом, чтобы активировать у больного имунную систему, свободный мир допустил развитие в своем теле естественного антагониста национал-социализма – социал-демократизм. Крупные политики Запада вроде Эйзенхауэра, Рузвельта и Черчилля, посчитали что советский коммуно-фашизм и германский национал социалистический фашизм будут естественным противником социал-демократизма и раз уж невозможно вытащить народы Европы из этого дикого морока, то надо дать им хотя бы наиболее безопасный морок.

Именно поэтому, оккупационые власти США и Великобритании, где в то время властвовали умеренные консерваторы (“Демократическая” партия США тоже не всегда была социалистической, а в то время была либерально-консервативной в противовес радикально-консервативным “республиканцам”), позволили прийти к власти на оккупированных территориях Европы социал-демократам. Таким как ХДС\ХСС в Германии, “республиканцам” Де-Голля во Франции (которые до войны считались либералами и социалистами) и ХДП Италии. Таким образом, чтобы не допустить в побежденных странах возрождения нацизма и еще того вернее – коммуно-фашизма по примеру и при поддержке СССР, оккупировавшим Восточную Европу, европейские и американские консерваторы сами насадили в Европе совершенно ясные социалистические принципы. И как обычно, отравив все “колодцы” ложью и пропагандой, сами же подготовили развитие и усиление отвратительного монстра и свое падение.

Спасители мира

Пришло время сказать наконец о том, кто же противостоит красным и коричневым во всем мире и во все времена. Есть конечно много движений и много направлений, даже среди самих социалистов, которые противодействуют радикалам. Однако основная сила, которая противостоя им играет по другим правилам – это Консерваторы. Само понятие консерватизма сформировалось несколько позднее понятия “правый” и “левый”, которых породила та же Французская революция, которая видимо по количеству и калибру злодеев обычно называется Великой. В то время как современный консерватизм зародился в стране, которая впервые породила парламентскую демократию. До Французской революции никому в Британской Империи не приходило в голову формулировать свое отношение к Добру и Злу, морали, религии, добродетели, греху и так далее. Эти понятия были обыденны, общеприняты и приемлемы для всех. В Британском парламенте не обсуждали вопросов отрубать ли голову детям государственных преступников сразу или подождать пока они подрастут а потом гильотинировать. Такие вопросы появились только у Великой Французской Революции (ВФР), которая полностью отвергла библейскую мораль, изначальные библейские ценности и объявили “добродетель” – гнусными баснями церковников. И вот, когда моровое поветрие нигилизма, принесенное ВФР, стало доходить до народов мира и вначале ужаснуло их, именно в Британской Империи парламентариям обеих важных партий – “тори” (монархическая прокоролевская партия) и “вигам” (либеральная антимонархическая партия) – пришлось всерьез задуматься над тем, как дальше жить. Если “виги” – сами порожденные революцией 1642 года, свержением и казнью короля, всегда проповедовавшие некоторые либеральные ценности и пытавшиеся подогнать их под вечные ценности, опять же описанные в Библии, не могли сдать позиции и отказаться от либерализма, а лишь критиковали Францию за дикость, излишества и жестокость, то “тори” – традиционно прокоролевская, монархическая партия, не имевшая до этого вообще никакого основополагающего учения и особенных взглядов и объединившая в своих рядах людей разнообразных идеологий во имя общего стремления к сохранению монархии, задумалась о том, что дальше так продолжаться не может и партии необходимо выработать четкие принципы, на которые могла бы ориентироваться масса их сторонников. Так обычный монархизм “торизм” постепенно преображается в классический консерватизм.

Жестокое похмелье

Французская революция, проходившая под бодрыми лозунгами всеобщего “свободы равенства и братства”, сдобренная традиционным французским экстазом и сексуальными символами, выродилась в жесточайшую диктатуру, где никакой свободы и братства не было и в помине, а равенство выражалось только в возможности творить зло, отрубая головы малым детям или рукоплеща этим убийствам вокруг матери-гильотины. В этих условиях даже в самом французском обществе, охваченном дикой эйфорией разгула зла, начало наступать отрезвление. Весь мир, наблюдая за кровавой деспотией, в которую предсказуемо вырождалось народовластие, встал перед дилеммой: полностью отказаться от какого либо отождествления своего образа мыслей с либерализмом, встать на жесткие позиции абсолютной монархии, совещательного парламентаризма и торжества официальной религии, или все таки осмыслить результаты ВФР, глубоко проанализировать ее и найти истинные ценности, отделив зерна от плевел? Ясное дело, что перед либералами такой задачи не стояло: он четко и ясно сформулировали свой подход: революция – это хорошо и правильно, все что сделано неправильно – это происки врагов революции и несовершенство человеческой натуры. иными словами: позиция либералов не только не изменилась и они не только не пожелали поработать над ошибками: либерализм сам по себе заявил, что ужас, которым закончилась ВФР – это и есть подтверждение того, что их позиция правильна: дескать вы видели все, что поглотив драгона французской монархии, французская демократия стала еще более кровавой и антидемократичной чем французская монархия? Значит мы правы: надо развивать либерализм и просто не допустить чтобы власть оказалась заражена “старыми отжившими принципами”. Однако в среде “тори” – британских монархистов – пронизанной принципами парламентаризма, просвещенной монархии, примата обязанностей перед правами и высокого уровня морали и ответственности, “переваривание” французских событий вызвало огромную моральную и философскую работу, которая и превратила обычную монархическую партию “тори” в первую консервативную партию мира и заложила основы консерватизма, как политической идеологии. Если в Германии, России и Австрии итоги ВФР привели к полному отрицанию и приданию остракизму самой идеи парламентаризма, поскольку там не собирались осмысливать то, что произошло во Франции, бывшей многие годы символом просвещенного мира, а просто и незамысловато стали действовать от обратного: дескать “в борьбе со злом будем делать прямо противоположное тому, что делают те, кого мы назвали злодеями”, то в Британской Империи консерваторы сохранили и еще развили парламентаризм, доведя его до совершенства, дальше которого он не смог продвинуться дже сегодня спусть 200 лет. А поскольку в Великобритании “виги” была не столько либеральной, сколько конституционистской партией среднего класса, то удивительно ли, что именно в этой партии зародилось учение консерватизма, как противовес безудержной либеральности. охватывающей порой оппозиционные партии? Тем не менее, из-за традиционно легкого отношения к собственности (даже сам Берк очень осторожно и отчасти одобрительно писал о конфискации имущества монастырей), британские либералы так и не приняли консервативных ценностей и в конечном итоге выродились в крайне левое движение, которое за ненадобностью было практически полностью вытеснено с политического небосвода Великобритании откровенно «красными» лейбористами.

Составляющие успеха

В своем программном произведении “Осмысление французской революции” политик, философ и член парламента от “вигов” Эдмунд Берк (/ˈbɜːrk/) фактически заложил основы классического научного консерватизма. С самого начала своей статьи Берк дезавуирует Французскую революцию, сравнивая ее с Британской: “Человека, непредвзято заботящегося только о народном благополучии, немедленно поразит различие между политикой создания соответствующих институтов и политикой их тотального уничтожения (Edmund Burke “Reflections on the Revolution in France”, 1790)“.

Итак, первой и главной задачей любого прогрессивного общества, Берк (а затем и консерватизм) ставят созидание, в противовес разрушению, свойственному идеологиям левых движений. Исправлять, корректировать, перестраивать, продуманно и с минимальной болезненностью, учитывая преемственность, привычки общества, традиционую мораль и традиции, но ни в коем случае не “…весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем…” как провозглашала Французская революция, которая а “затем” построила еще более жестокий и безжалостный “народный” режим, отсекющий на площади головы женщинам и детям. Это долгий эволюционный путь развития, обдуманный осторожный. наполненный сомнениями и дискуссиями, а не рубка сплеча с надеждой на “авось либо”. “Я не могут постичь, как человек мог подняться до такой степени самонадеянности, что рассматривает свою страну всего лишь как carte blanche, на которой он может писать все, что ему заблагорассудится”, – писал Берк – “…Истинная политическая мудрость состоит в том, чтобы исправлять, а не уничтожать прежние институты”.

И конечно, консерватизм не мог стать идеологией ни в одной другой стране мира, кроме той, которая превратила экономику в науку, поскольку о каком бы политическом вопросе мы ни говорили, по сути мы всегда говорим о деньгах (парафраз У.Черчилля). Адам Смит, Томас Гоббс, Дэвид Рикардо, Джеймс Миль заложили колоссальную базу для математической проверки эффективности политических воззрений и первыми, кто привязал свою идеологию к экономике, “поверил эмоции математикой” – были именно консерваторы. Нельзя разрушать дом, не имея денег затем отстроить новый, нельзя потратить деньги, предназначенные на еду, для приобретения новой одежды, потому что единственное, на что пойдут эти новые одежды – чтобы принарядить перед похоронами покойника, умершего от голода. Потому взвешенность своих действий и пользу для народа своих нововведений консерваторы требуют доказывать цифрами и расчетами, а не обещать, что “у каждого гражданина будет собственный патефон” (О’Генри “Короли и капуста”), не имея намерений даже обеспечить жителей обычными башмаками. Основная идея консерватизм заключается в том, что государство либо вообще не должно вмешиваться в рыночные отношения, за исключением традиционных или экстраординарных налогов и регулирования добросовестности предпринимателей, либо вмешиваться в рыночные отношения крайне осторожно и только с целью помощи предпринимательству, а не ограничению оного.

Еще одной особенностью консерватизм является его патриотизм. Это третий столп учения, который требует руководствоваться интересами страны и народа, а не «общечеловеческими ценностями» или требованиями глобализма, всемирной гуманности или соображениями каких-то классовых, клановых, этнических или иных корпоративных интересов. Консерватор – это прежде всего патриот своей страны и своего народа. Поэтому, в отличие от всевозможных коммунистических и социалистических «Интернационалов», консерваторы не могут поступиться интересами своей страны ради развития каких то международных союзов, фондов и объединений, имеющих собственные цели. Консерватизм – это «домашнее» учение, которое считает что «если мне будет хорошо, то будет хорошо всем», а не «пусть всем будет хорошо и тогда будет хорошо мне». Это политическое течение часто называют эгоистичным или шовинистическим (во Франции), но по сути – консерватор должен быть патриотом именно своей страны.

Следующая черта консерватизма – морализм. Высокие требования консерватизма к порядку, традициям, безупречному суду и законности, конечно не могут обойтись без того, чтобы у всего этого была традиционная основа. Чаще всего, основой морали общества консерваторы считают традиционную для своей страны и своего народа религию. Еще Эдмунд Берк в своей первой работе говорит: «Государство — институт благодеяния, закон же является только благодетелем, действующим по правилам». Таким образом, с самого основания консервативного учения, Государство рассматривается как институт, который оказывает благодеяние его гражданам уже одним своим существованием, поскольку оно позволяет им мирно и уверенно жить в обществе под защитой Закона. Таким образом, именно Закон консерваторы ставят во главу угла самого существования государства: Государство без справедливого суда не имеет права на существование.

Практически из этих четырех главных составляющих и состоит учение консерватизма. Упор на созидание заставляет выбирать эволюционный, а не революционный путь и придерживаться традиций и устоев. Преобладающее внимание к экономике, которая должна строиться на непоколебимом праве собственности и свободном рынке в сочетании с созидательностью, должно создавать материальную базу развития страны и народа, основы благосостояния нации. Приверженность патриотизму должна формировать приоритеты именно национальной экономики и свобод внутри страны, а не за ее пределами. И наконец, следование нормам морали предопределяют трепетное отношение к религии, религиозной морали и примату Права, Закона и Порядка в соответствии с понятиями добра и зла, следующими из традиционных ценностей религии.

Список литературы

1. Edmund Burke “Reflections on the Revolution in France”, 1790
2. Thomas Hobbes “The Elements of Law, Natural and Politic”, 1640
3. Томас Гоббс, “Левиафан”, 1651 (Запрещен цензурой в Российской Империи)
4. Рене де Шатобриан, «О Бонапарте и Бурбонах», 1814
5. Клаус фон Байме, «Economics and Politics within Socialist Systems». Praeger, New York 1982
6. Артур Шлезингер, «Никогда не сдаваться. Лучшие речи У.Черчилля», 2018
7. Parker, David; Martin, Stephen, «The impact of UK privatisation on labour and total factor productivity», 1995

(Продолжение следует)